Единственное возможное оправдание зла и бед, случающихся с человеком – это их предназначение для текста. Ошибки мироздания созданы, чтобы войти в книгу. Распространённое мнение о том, что на ошибках учатся, невольно привлекает в рассуждение морализаторство, за которым следуют высокомерие и гордыня. С книгой можно быть откровеннее, чем с человеком, к тому же хорошие книги, как правило, умнее автора, поэтому, собирая библиотеку, лучше думать, что живёшь вечно, чтобы не сомневаться: «Хватит ли времени для всех тысяч томов?». Невозможно успеть всё прочесть, но прочитав и поняв хотя бы несколько действительно стоящих книг, можно быть образованнее человека прочитавшего миллионы страниц. И во всём этом заключено нечто превосходящее рациональные доводы. –

Чтение само по себе – уже процесс священнодействия: из небольшого предмета со множеством сложенных параллельных поверхностей извлекается будущая и прошлая, а значит, вечная, жизнь. Больше бытия, чем в книге, можно отыскать только в Боге, путь к которому опять-таки лежит через книги.

Мои самые радостные сны – сны о библиотеках и книжных магазинах. Когда глаза краснеют от бесчисленных интернетовских страниц гипертекста, я опускаю веки и вижу себя в Александрии четвёртого века – меняются лишь декорации, состояние остаётся прежним. Странные люди, стремящиеся поглотить всю множественность мира, с привычным, но всякий раз новым, трепетом разворачивают свитки, чтобы найти там ещё один пейзаж, символ, модель, копию мироздания. Я представляю, что уже тогда были династии читателей, из века в век воспитывающие детей среди многоликих рукописных букв.  Вероятно, пожар, поглотивший всё это, явился не больше не меньше – самой масштабной информационной катастрофой в истории вселенной, хотя никто не знает: горят ли рукописи. Но страшнее уничтожения последнего или первого экземпляра книги – только грех убийства. В старых текстах, напечатанных даже в новой книге, есть уже что-то превосходящее текст, что-то, заключающее в себе все мысли читателей, все их эмоции, фантазии, пометки на полях. Великие литературные традиции, в сущности, и представляют собою такие пометки – это смелое высказывание хочет найти себе подтверждение ссылкой на Хайдеггера, утверждавшего, что вся европейская философия – всего лишь комментарии к Платону. Нет ничего унизительного в комментировании, в цитировании, в составлении компендиумов – как никакой другой мне близок тот писатель, который является читателем больше, чем писателем. Это Борхес, чьё интеллектуальное мужество поразительно, чья воля оставаться самим собой, не смотря на веянья моды и ожидания общественности, несгибаема. Благодаря ему я научился устраивать литературные вечера в одиночестве. Когда уже совсем стемнеет, и всем существом своим я ощущаю безлюдье улиц, пальцы ищут перелистывающихся страниц, взгляд ищет последовательности букв, душа ищет музыки интонаций, воображение – очеловеченных пейзажей мироздания, а разум – мыслей, плывущих в неведомое. Я перехожу от полки к полке, по необъяснимым законам выбирая книги – что же в действительности ищу я? – всякий раз иное и всякий раз одно. Что ж, может показаться, что эти метания, эти порывистые литературные вечера бессмысленны, но не более бессмысленны, чем сама жизнь. Общение с книгой удивительно, ведь каждый автор – личность, а каждый том – индивидуальность, и стоит научиться видеть в каждой книге огромное множество авторов, как понимаешь, что чтение – ещё один способ любить человека и человечество. Семейное чтение значит ещё и то, что всё читающее и пишущее человечество становится твоей семьёй. Расширение кругозора, получение полезных сведений – всего лишь побочные продукты чтения самого по себе и чтения самого для себя – как сказал Абай в тридцать втором Слове: «Если ты ценишь знания как высшее благо, каждое открытие новых истин принесет твоей душе покой и удовлетворение». Повторю: чтение – путь духовного единения с мудрейшими, путь к Богу.

Нужно нелукаво признать, что все, оставившие свои имена в памяти человечества, делятся, пусть весьма условно, на людей действия и людей мысли. Значимые события в биографии первых – это победы и великие стройки; значимые события в биографии вторых – прочитанные и написанные книги. Переход от чтения Ницше к чтению Августина – не меньшее метафизическое приключение, чем путь от берегов Египта к Латинской Америке на папирусной лодке. Некоторые книги сопровождают человека всю жизнь, становясь контрапунктами жизненной симфонии. Чтение – неотъемлемая часть воспитания, что сможет увидеть в мире ребёнок, лишённый сказки? – бессмысленное нагромождение случайных событий, пустоту, прикрытую суетой. Я несказанно рад, что меня миновала подобная судьба, что с детства меня окружали книги, и у меня есть необъяснимое убеждение в реальности воздействия окружающих книг на ещё не умеющего читать ребёнка.

Нельзя сказать, что мой дом был буквально наполнен, набит книгами, но мои воспоминания о детстве неминуемо вытекают во фразу «я вырос в библиотеке». Образы, воспринятые в детстве, определяют стержень личности человека, поэтому забвение чувства огромности, величия и разумности мироздания, возникавшего во мне при чтении «Почемучки», будет самым непростительным предательством самого себя. Если я и обладаю какими-то поэтическими способностями, то этим я обязан в первую очередь детским стихам Чуковского и Маяковского. Если я могу хоть сколько-нибудь рационально объяснить выбор своей профессии и то удовольствие, с каким я изучал биологию и с каким изучаю её до сих пор – я непременно сошлюсь на лёгкие, полные доброго юмора, книги Джеральда Даррелла, первая из которых была подарена мне в 12 лет мамой. Семейное чтение – больше чем просто полезное и приятное времяпрепровождение – это путь к определению семейной судьбы и формированию характера.

Книга как самый демократичный собеседник с одинаковой искренностью открывается всем людям, имеющим желание её открыть. Человек без книги вряд ли сможет зваться личностью, потому что книга – это единственный способ выйти за рамки себя. Даже гражданское сознание пробуждается через книги, написанные соотечественниками, не зря Эразм не мыслил Родины без библиотеки. Помню тот почти детский восторг, с каким в шестнадцать лет, только что получив читательский билет библиотеки имени Толстого, я перебирал карточки каталога, находя там имена авторов и названия изданий, давно требовавших моего внимания – так радуются нашедшие клад, так радуется учёный, понявший суть исследуемого явления, так радуется первооткрыватель...

Я перечитал написанное и понял сколь сложно писать о дорогом и сокровенном, писать о неотъемлемой части себя – даже не пытаюсь набросать здесь историю своей пока такой короткой читательской судьбы, да и вряд ли она стоит своего изложения. Скажу лишь, что читая «Слова» Сартра, я до странности очевидно узнавал своё детство в детстве Жан-Поля, описанном в главе под названием «Читать». На сей момент основные события моей личностной судьбы – это знакомство с книгами Бродского и Борхеса.

В своём клочковатом эссе я даже не пытался абстрагироваться от своего читательского опыта, потому что такой опыт настолько индивидуален, что отвлечённый рассказ о нём становится беспочвенной фантазией и ложью. Говоря же не о себе, я излагаю мысли, кажется, достаточно очевидные. Но что толку в оригинальности самой по себе – сейчас ситуация проста: я оглядываюсь на свой книжный шкаф и чувствую, как ждут моего взора и разумного внимания книги.

Время читать!