Больничная палата была чиста, как руки матери. Пахло запахом лекарств - запахом, знакомый каждому с рождения, с детства. Стоит его вдохнуть и тут же появится легкая слабость в ногах. На подоконнике стоял букет из опавших листьев тополя, таких больших, что они даже и не думали проваливаться в огромную вазу. Их принесла Аксинья.

-  И всё же есть в этом букете что-то грустное, а что, я до сих пор не могу понять, - упираясь всем своим телом в подушку, говорил Арсений.

- Наверное, грустно оттого, что они опали, – стараясь не глядеть в глаза Арсению, отвечала Аксинья.

Жизнь пятнадцатилетнего Арсения круто изменилась, когда он почувствовал, что ноги его не слушаются.  Дни проходили мучительно долго. Врачи, уже не зная на что им надеяться, ничего не говорили; а близкие то и дело спрашивали, и ждали ответа, который им хотелось слышать. Мальчик же не поправлялся и лучше ему не становилось.

В палате была тишина. Пауза между Арсением и Аксиньей постепенно переходила в вечность.

- Ну, тогда я приду завтра. Ладно? В это же время. Хорошо? – наконец-то произнесла Аксинья.

- Ты точно придёшь? – подтянув худыми руками больничное одеяло, спросил Арсений.

- Конечно, – слегка смутившись, отвечала она. – Если хочешь, я могу придти с твоими одноклассниками. Хочешь? Ну, хочешь?

- Нет. Приходи лучше сама. Очень прошу, приходи.

Сердце Аксиньи защемило, впервые она почувствовала, что кто-то нуждается в ней, нуждается в её заботе. Она коснулась губами бледного лба Арсения. Ещё раз сказала, что завтра обязательно придёт и уже нехотя, ушла. Арсений накрылся одеялом, из-под которого торчала только его нестриженная макушка, и оставленный в полном одиночестве думал о подаренном ему поцелуе. И все же, казалось ему, что это не выражение вежливости, а поцелуй дарованный любимому.

Прошла ещё неделя. Доктора огласили Арсению диагноз, из коего следовало, что «ходить он будет не в силах», оговорившись, что организм молодой и всякое может случиться. В течение этой недели с деревьев опали почти все листья, по которым он больше не сможет пройти. Близкие выплакали все слёзы. А Аксинья всё так же продолжала навещать больного. Она часами сидела с ним в палате и разговаривала, иногда просто молчала оттого, что нечего было сказать, тогда воздух в палате становился особенно тяжёлым, и минуты молчания, казалось, были часами. Каждое посещение заканчивалось поцелуем в лоб, и этого поцелуя Арсений снова ждал после каждого ухода Аксиньи.

Дни становились всё холоднее, ветер обнимал голые ветви деревьев, солнце уже не так часто радовало своим присутствием. Поздняя осень.

Сегодня снова должна была придти Аксинья. Время шло мучительно долго. Арсений достал из тумбочки яблоко, которое было будто отполированное, и принялся его жевать.

Через некоторое время пришла Аксинья.

- Привет, – сказала она, задорно улыбаясь.

- Привет, – сказал Арсений, улыбнувшись ей в ответ.

- Ну, и как дела?

- Хорошо.

Арсений не знал, что дальше говорить, да и Аксинья была в этом деле не очень мастеровита. «Наверное, стоит спросить, как у неё дела» думал про себя Арсений. Но спросил он совсем другое:

- А почему ты приходишь ко мне?

- Ты же просил, –  после некоторого раздумья ответила Аксинья и покраснела.

- А если бы я не попросил, ты бы стала приходить?

Аксинья по-детски кивнула головой и ещё больше покраснела.

- Значит дело совсем не в том, что я тебя просил? – продолжал Арсений.

- Значит не в том.

- А в чём?

Аксинья не отвечала.

- Тебе меня жалко, – ответил он за неё. – Ты думаешь, что ко мне больше никто не будет ходить? А ведь и правда, кроме родителей никто не будет. И всем, всем меня жалко. Мне самому себя часто бывает жалко. И я, накрою голову подушкой и кричу в неё. Я кричу не от боли в ногах, ноги я не чувствую и они у меня уже давно не болят. Но мне больно, очень больно. Даже не знаю, как это объяснить… Я смотрю на тебя и мне хочется любить… Я люблю тебя.... Но я, я прикован… Таких не любят, таких жалеют. И когда ты приходила снова и снова, я должен был сказать тебе, что мне больно. Больно не стоять перед тобой, а лежать прикованным к кровати. Но за один твой поцелуй я готов был пересилить все муки, и спрашивал, постоянно спрашивал: «Ты придёшь?», - Арсений затих, испугавшись того, что сказал, и посмотрел в сторону окна. Около него спиной к Арсению стояла Аксинья и не поворачивалась.

- Ты вправду думаешь, что я прихожу к тебе ради того, чтобы выделить очередную порцию сочувствия? Глупенький, – она кинулась к Арсению и, задыхаясь, начала целовать его. – Боже мой, какой ты глупенький. Я ведь люблю тебя. Слышишь? Люблю.

Они вмести плакали, и их детские слёзы катились по щекам.

- Может быть, хочешь яблоко? – наконец-то заговорил Арсений, утирая слёзы

- Давай! – сказала она, снова заревев.

Арсений потянулся к тумбочке и сквозь плач закричал:

- Ноги, ноги! О Боже, какая боль!

23.02.2005